Том 14, глава 8

– Добро пожаловать домой! – приветствовал меня, уставшего после перелета из Бангалора, Махаван даса на выходе из нового блестящего терминала аэропорта Нью-Дели. Махаван (ему нет еще тридцати) – мой русский ученик и секретарь в путешествиях по Индии. Он брахмачари, носит шафран, бреет голову и забивает свою сумку новейшими гаджетами – сотовыми телефонами, iPad-ами, наушниками и зарядными устройствами.

– Пока мы еще не дома, – ответил я. – Хотелось бы, а до Вриндавана еще добрых три часа пути.

– Тогда поспешим, – сказал он. – Машина уже ждет.

Мы пробирались через толчею входящих и выходящих из терминала людей, как вдруг Махаван заметил в толпе пожилого мужчину в перепачканных одеждах винного оттенка.

– Гурудева, взгляните на того человека. Кажется, он просит о помощи. Должно быть, нищий?

– Он не нищий, – ответил я. – Он монах-буддист из Тибета. Просить подаяние – часть их традиции. Это помогает монахам развивать смирение.

– А чашки-то для милостыни у него нет. И похоже, он в отчаянии.

Ему никто ничего не подавал. Пока мы смотрели, мальчишка-подросток оттолкнул его в сторону. Монах, прикрыв лицо рукой, опустился на скамью. Секунду спустя мимо проследовала состоятельная пара, и он, поднявшись, направился к ним, но и они его проигнорировали. Он пробовал было настаивать – мужчина прикрикнул на него. Монах выглядел расстроенным. Он вернулся, сел на скамью и устремил взгляд прямо перед собой, будто в медитации. Вид у него был запачканный, однако, казалось, что он сияет.

Я был потрясен тем, как люди обходились с ним. Чувствуя, что мой долг – помочь ему, я направился прямиком к его скамье. Лишь только заметив меня, монах, вскочив, поспешил ко мне и ухватил за рукав.

– Пожалуйста, позвольте немного побыть с вами, – произнес он по-английски. – Мне нужно прибежище духовных лиц.

– Конечно, – ответил я. – Почему бы нам не присесть?

– Есть ли у вас время? – тихо спросил он.

– Для таких, как вы, у меня есть все время мира, – сказал я. Мы прошли к той скамье, на которой он сидел. Он все еще удерживал меня за рукав.

– Вы голодны? – спросил я. – Могу ли я вас чем-нибудь угостить?

– Спасибо, нет, – отвечал он. – Я не голоден.

– Вы потерялись? – расспрашивал я. – Может быть, помочь вам добраться до вашего места назначения?

– Подождите минуту, – ответил он и, выпрямив спину и закрыв глаза, принял медитативную позу. Медленно вдыхая и выдыхая, он стал невозмутим, спокоен и собран.

«Как, ради всего святого, он сумел настолько быстро успокоиться после столь дурного обращения?» – изумлялся я. Минута прошла, и я почувствовал, что волна умиротворения накрыла и меня. Наконец он открыл глаза. Смотря не прямо на меня, а куда-то вдаль, он поведал мне свою историю.

– Меня зовут Церинг Лама, – сказал он. – Приехал я из монастыря Сэра, Лхаса, Тибет. Жил там с пятилетнего возраста.

– Ого! – сказал я. – Сколько же вам сейчас?

– Мне семьдесят.

– А какое служение было у вас в монастыре?

– Изучать писания, – ответил он. – Мне с детства преподавали учение Ламы Цонг-кхалпы, который жил в четырнадцатом веке. Он основатель школы Гелуг-па, которой я принадлежу, и высокочтимый учитель буддистских писаний. Дебаты по писаниям – мое основное служение. Это неотъемлемая часть нашей традиции.

– Встреча со столь сведущим ученым для меня большая честь, – проговорил я. – Сожалею, что видел,  как люди вели себя с вами сегодня.

Он покачал головой, как если бы дурное обращение не имело к нему никакого отношения, а может быть, чтобы пропустить мою похвалу.

– Я всю жизнь мечтал побывать в Бодх Гайе, – продолжал он. – Это место, где Будда достиг просветления. Это здесь, в Индии, штат Бихар. Несколько месяцев тому назад я попрощался со своими любимыми учениками и в одиночку, пешком отправился в Бодх Гайу.

Я подумал, сколько же сотен или даже тысяч учеников должно было быть у такого человека. Он продолжал:

– Когда я добрался сюда, в Дели двое мужчин предложили мне остановиться на ночь в их доме. Уставший после месяцев путешествий, я принял их приглашение. Вечером они меня накормили и напоили каким-то чаем. Следующее, что я помню – как я очнулся на тротуаре делийских трущоб. Наверное, в чай был подмешан какой-то препарат, потому я и потерял сознание. Я обнаружил, что они украли у меня все, что было: одежду, паспорт, конечно же, деньги и даже освященные четки для молитв. Я копил деньги на это паломничество в Бодх Гайу с самого детства, и вдруг оказалось, что я не могу совершить его. Теперь у меня ничего нет. Я в этом аэропорту уже три дня, прошу милостыню, чтобы завершить путешествие. Никто не подал мне ни единой рупии, скорее всего, оттого что я весь перепачкан и помят.

Я взял его за руку и сказал:

– Я вам помогу.

– Нет-нет, – отвечал он, – от такого святого человека, как вы, я не возьму деньги.

– Да всё в порядке, – сказал я. – Я еще не святой. Я стараюсь, но в действительности, я только начинающий. Мне еще предстоит долгий путь. Уверяю вас, можете смело принять от меня немного денег.

– То, что вы с таким смирением произнесли – не правда, – сдержанно сказал он. – Я изучил ваше лицо. Я вижу ваше истинное «я» через ваши глаза.

– Вы можете меня видеть сквозь мои глаза? – переспросил я.

– Да, – отозвался он. – Я научился этому от наших тибетских учителей.

Он пристально посмотрел мне прямо в глаза. Мне стало неудобно, и я отвел взгляд, но он ухватил меня за подбородок и повернул мою голову обратно к себе, внимательно изучая мое лицо. У его маленькой руки была неслабая хватка.

Я также взглянул на его лицо. Темно-карие глаза смотрели на меня из-под раскосых, как на тибетских изображениях, и приподнятых внешними уголками век. У него был маленький плоский нос, а тонкие губы, хотя и были твердо сомкнуты, казалось, еле заметно улыбались. Он явно не брился несколько дней, на золотистой коже было несколько маленьких рубцов. Казалось, от него исходит сияние, которое я скорее чувствовал, чем видел, и легкий острый аромат тибетских благовоний еще витал вокруг запачканного и потертого в путешествии одеяния. Хотя он едва ли доставал головой мне до носа, было чувство, что я стою перед кем-то огромным, могучим, кем-то, кто может сбить меня одним щелчком пальца.

Через несколько минут он заговорил.

– Ты хорошо служишь своему учителю в этой жизни.

– Что ж, выполняю кое-какое служение, – сказал я. – Говорю же, я стараюсь, однако…

– Ты распространяешь его славу посредством письменного слова, посредством речи и посредством праздников, которые ты проводишь в дальних землях.

«Дальних землях? – изумился я про себя. – Откуда тибетский монах может знать о фестивалях в Польше?»

– Однако в прошлом году твое служение было прервано болезнью, – сказал он.

– Ну да. Боролся с раком и…

– В марте, – сказал он.

У меня перехватило дыхание.

– Да, – сказал я. – Да. Вы совершенно правы. Это было в марте прошлого года.

– И впереди еще болезни, – сказал он.

– О… правда? – произнес я и услышал разочарование в собственном голосе.

– Не беспокойся, – сказал он. – Я тебе помогу.

Поднявшись со скамьи, он сел на полу в полную йоговскую асану. Снова закрыл глаза и, казалось, тут же переместился на иной уровень. Через несколько минут брови его из-за силы медитации сошлись, а губы задвигались, так как он читал мантры на тибетском.

Люди останавливались посмотреть на необычную картину: на скамье сидит санньяси, а буддистский монах медитирует около него на полу. Они поглядывали на меня, будто ожидая объяснений – у меня их не было. Я просто сидел молча, а он предлагал молитвы ради моего блага.

Двадцать минут спустя он открыл глаза и повернулся ко мне.

– Я убрал препятствия, – сказал он. – Ты проживешь долгую жизнь в служении своему учителю.

– Надо же, – сказал я. – Большое спасибо.

Я поднялся и помог ему вернуться на скамью.

– Сострадание – суть учения Будды, – сказал он.

– Я знаю, – сказал я. – Только вот почему вы так добры ко мне, незнакомцу?

– Мы не незнакомцы, – отвечал он. – Я возвращаю благо, оказанное тобою мне несколько жизней тому назад.

Я почувствовал, как волосы у меня на руках встают дыбом.

– Вы имеете в виду… хотите сказать, что мы встречались в прошлом…?

– Некоторые вещи лучше оставлять невысказанными, – отозвался он. – И мне нужно идти. Надо постараться исполнить свою мечту.

– Постойте, – сказал я. – Подождите минуту. Я хочу вам помочь.

– Нет, – сказал он. – Я ведь уже сказал, что не приму от тебя деньги. Ты используешь их, помогая людям, которым не так повезло, как тебе.

– Но подождите, – сказал я. – Откуда вам известно, как я использую деньги? Мы только что встретились.

– Я ведь говорю: глаза являют свет души.

Он повернулся и зашагал к терминалу.

– Нет! – я догнал его. – Я не позволю этим людям снова дурно обращаться с вами. Возьмите, пожалуйста, пожертвование. Здесь хватит, чтобы добраться до Бодх-Гайи и вернуться в Тибет поездом.

Я затолкал ему в руку несколько купюр.

Он долго смотрел на деньги. Когда он поднял взгляд, глаза его были влажны.

– Я приму твою доброту, – медленно сказал он. – И я тебя не забуду.

Он опять стал уходить, а потом остановился и повернулся.

– Мы не встретимся более в этой жизни, – произнес он. – Но я оставлю тебе особенный подарок в монастыре в Лхасе. Приедешь туда – назови мое имя. Монахи тебя проведут.

Он достал клочок бумаги из рукава своих одежд и написал адрес монастыря. У меня мурашки пошли по коже.

– Пообещай, что приедешь, – сказал он. – То, что я оставлю для тебя, будет большим подспорьем в служении твоему учителю.

– Вы говорите о деньгах? – спрашиваю.

– О нет, – отвечает он. – Ничего подобного. Это не купишь ни за какие деньги. Ты не будешь разочарован.

С этими словами он исчез в переполненной станции метро.

Я обернулся к Махавану.

– Что это сейчас было? Это сон?

– Нет, – сказал он с тем же, что у меня, потрясенным видом. – Я все это видел собственными глазами. Вы действительно поедете в Лхасу?

– Конечно, поеду, – отвечал я. – Всегда хотел побывать в Тибете. Теперь есть отличный повод – усилить служение моему духовному учителю, Шриле Прабхупаде.

– А можно мне поехать с вами? – спросил Махаван.

– Ты должен поехать, – сказал я. – Чтобы, когда мы найдем то, что оставил нам монах, подтвердить мне, что это не сон. И чтобы убедиться, что служение великой душе никогда не бывает напрасным.

 

********************

«Встать на путь освобождения из материального плена можно, только служа великим душам, достигшим духовного совершенства. К ним относятся имперсоналисты и преданные Господа. Хочет ли кто слиться с бытием Господа, или желает общаться с Самим Богом, он должен служить махатмам. Перед теми, кто не заинтересован в этом, кто общается с людьми, привязанными к женщинам и сексу, открывается прямая дорога в ад. Махатмы не видят разницы между живыми существами и равно расположены ко всем. Они умиротворены и целиком отдают себя преданному служению. Свободные от гнева, они заботятся о благе каждого и никогда не поступают неправедно. Такие люди известны как махатмы».

[ Шримад-Бхагаватам 5.5.2 ]

На англ. http://www.dandavats.com/?p=25093