Делясь с другими своей удачей

Том 6, глава 10

26 мая – 01 июня 2005

 

Мой трёхдневный визит в Татарстан пролетел незаметно. Говорится, что если то, чем вы заняты, доставляет наслаждение, время пролетает быстро, а если обязанности скучны или раздражают – время тянется. А я делал то, что нравится мне больше всего: делился своей удачей с другими.

Нескольким месяцами ранее я разговаривал со своим сыном Гаура Шакти дасом о том, что преданные моего поколения начинают оставлять этот мир. “Ты жил такой насыщенной жизнью, – сказал он, – даже если бы тебе пришлось умереть сегодня, тебе не о чем сокрушаться”.

Это правда. С момента прихода в сознание Кришны мне не приходилось бороться за средства к существованию. В действительности, Господь был более чем щедр, предоставляя всё необходимое для меня лично и для распространения Его движения.

И с духовной точки зрения я не могу даже приблизительно оценить милость, пролитую на меня Господом: мой духовный учитель, святые имена, общение с Вайшнавами и любимые Божества – мои постоянные спутники. Но преданный никогда не должен думать, что эти дары предназначены для него одного. Ими следует делиться с другими.

“Преданный, получив посвящение от Господа или Его истинного представителя, очень серьёзно принимает воспевание славы Господа и путешествует по всему миру, чтобы другие также могли услышать о славе Бога. (Его) единственное занятие – воспевать и помнить святое имя, славу и игры Господа, и в соответствии с личными способностями распространять послание для блага других, не желая материальной выгоды для себя”

[ Шримад-Бхагаватам, 1.6.26, комментарий ]

Испытывая благодарность, я изо всех сил пытался выполнять это наставление Шрилы Прабхупады, неся его милость по всему миру.

В аэропорту во время таможенного досмотра перед следующим рейсом служащий заглянул в мой паспорт. Там стояло 314 штампов прибытия-убытия плюс визы в 18 стран. Он рассмеялся: “Это Библия путешественника?”

Никто не спорит, путешествовать по всему миру очень интересно, но трепет приключений иногда сводится на нет сопутствующими неудобствами. Моё последовавшее путешествие стало тому подтверждением.

Аэропорт Казани в некотором смысле уникален: перед предъявлением сумок пассажиры должны сначала пройти полный личный досмотр. Когда мы с Уттама-шлокой дасом подошли к стойке регистрации, агент взяла наши билеты и быстро вручила нам посадочные талоны. И пригласила подойти следующих пассажиров.

Когда к стойке бросились стоявшие за нами, я обернулся к Уттама-шлоке.

– Эй, – сказал я, – скажи ей, что она не проверила наш багаж.

Уттама-шлока вновь пробрался к стойке, задал вопрос, и тут же был оттеснён обратно.

– Она сказала, мы должны взять сумки с собой в самолёт, – сообщил он.

– Что? – переспросил я. – Тащить в самолёт весь багаж? Как это возможно?

Проблема была в том, что у меня было с собой много вещей. Когда я езжу по России, я всегда привожу некоторые вещи, которые обычно не вожу с собой постоянно: хороший спальный мешок, матрас-пенку, подушку, личную посуду, лекарства и одежду для тёплой и холодной погоды. Это большая страна, охватывающая много временных зон.

Мы с Уттама-шлокой имели, наверное, тот ещё вид, подтаскивая вещи к выходу на посадку. Мы прибыли туда как раз перед объявлением посадки на рейс. Поскольку мест для сидения предусмотрено не было, все пассажиры столпились перед дверью, с нетерпением надеясь первыми занять места в автобусе до самолёта. Везде громоздились горы багажа.

“Что дальше? – подумал я. – Как все мы умудримся поместиться в самолёт со всеми этими вещами?”

Через минуту без всякого объявления открылись двери и обезумевшая толпа ринулась в автобус. Мы с Уттама-шлокой были последними. Когда автобус подкатил к самолёту, произошла ещё одна сумасшедшая гонка. Мы снова были в конце.

Подойдя к самолёту, я был шокирован его состоянием. Это был старый пропеллерный транспорт, что-то сродни тем экспонатам, которые можно увидеть в музее авиации. На ветхой деревянной лесенке, упёртой прямо в самолёт, стояла женщина с ведром мыльной воды и ветошью мыла стёкла.

Мы зашли в самолёт и бортпроводница поприветствовала нас.

– Куда вы летите? – спросила она.

– Ну, – сказал Уттама-шлока, – в Екатеринбург, вообще-то.

Он посмотрел на меня с изумлённым выражением.

– В чём смысл ее вопроса? – спросил я. – Это она у нас спрашивает, куда летит самолёт?

– Думаю, здесь всё не очень-то организованно, – ответил он, – может быть, пассажиры иногда садятся не на тот рейс.

Нам повезло, мы смогли найти два места рядом, примерно в центре самолёта. Но для нашего багажа места не было. Багажный отсек уже был переполнен, поэтому мы поставили некоторые вещи на полу рядом с собой, а большую часть взяли на колени.

Стюардесс не интересовало, пристегнулись ли пассажиры ремнями; никаких объявлений о безопасности тоже не делали. Наоборот: через пятнадцать минут полёта в проходе появилась стюардесса и прокричала: “Во время полёта будет сильно трясти!”, не сказав ничего больше и не дав никаких инструкций.

Я повернулся к Уттама-шлоке:

– В Америке этому самолёту не разрешили бы даже подняться в воздух, – сказал я.

Через какое-то время второй пилот, мужчина лет сорока, прошёл по проходу в туалет. Я попросил Уттама-шлоку спросить у него, насколько стар этот самолёт.

Я видел, как мужчина улыбнулся вопросу.

– Он ответил, что этот самолёт был сделан до его рождения, – сказал Уттама-шлока.

Трёхчасовой перелёт, и правда, был тряским, как пообещала стюардесса. Поэтому, а также учитывая возраст самолёта, я немного нервничал. Я также страдал от жажды, возможно из-за того, что нам пришлось перетаскивать багаж. Но в полёте не предлагали ни сока, ни воды. И ещё больше моё терпение испытывали сумки, расположенные на коленях и вокруг, что не позволяло мне шевельнуться на протяжении всего полёта. Я понял, что мы приземлились, когда колёса самолёта с визгом коснулись земли, и самолёт, проскользив, остановился.

– Я на этот рейс больше в жизни не сяду, – сказал я Уттама-шлоке.

Но, вспоминая об этом сейчас, могу сказать, что с радостью полетел бы этим самолётом, знай я о поезде, которым придётся ехать через два дня, после недолгого визита к преданным Екатеринбурга.

Было холодное моросящее утро, когда мы разместились в поезде до Уфы.

– Сколько ехать? – спросил я Уттама-шлоку, когда мы загрузили багаж в купе.

– Двадцать три часа, – ответил он.

– Двадцать три часа! – воскликнул я.

Я полагал, это будет максимум трёхчасовая поездка. Будучи занятым проповедью, я не спросил Уттама-шлоку о деталях путешествия.

– Да, это долго, – сказал он, – но не по российским меркам. Многим из ваших учеников пришлось ехать по два, три, а иногда и четыре дня поездом, чтобы добраться на празднование Вйаса-пуджи на Украине месяц назад.

Мы вошли в купе, и он включил свет.

– Но я не уверен, что они ехали на таких поездах, как этот, – продолжил он, широко открыв глаза.

Я посмотрел вокруг на то, что станет мои домом на ближайшие сутки.

– Похоже, поезд по древности перещеголял самолёт, на котором мы сюда прилетели, – сказал я.

Коврик был засаленным. Окно было настолько грязным, что едва можно было разглядеть что-либо снаружи. Виниловые сиденья были порваны, а небольшой столик, вделанный в стену, похоже, вообще ни разу не мыли за последние пятьдесят лет. В трещинках застряли кусочки старого высохшего соуса.

Я скатал матрас и поднял сидение, чтобы поставить сумки. Там всё было покрыто крысиным помётом. Отскочив, я сел на место, не испытывая ни малейшего желания двигаться влево или вправо.

“Да, – подумал я, – что только не приходится вытерпеть ради жителей России!” Но быстро осознал свою глупость и смирился. “А мой духовный учитель? – подумал я. – Сколь более суровые испытания пришлось ему претерпеть, чтобы освободить меня и людей запада!”

Я вспомнил, как один ученик спросил Шрилу Прабхупаду о его первом годе проповеди в одиночку в Нью-Йорке. “Ты не представляешь, через что мне пришлось пройти”, – ответил Шрила Прабхупада.

“Ради моего духовного учителя, – прошептал я себе, – ради моего духовного учителя, я должен хотя бы вытерпеть день и ночь в этом ужасном поезде”.

Вскоре Кришна проверил искренность моих слов. Хотя была весна и погода становилась всё жарче, все окна в поезде были задраены наглухо – мера, обычно предпринимаемая на зиму. Скоро стало невыносимо душно.

– Открой, пожалуйста, окно, – попросил я Уттама-шлоку.

Он возился с окном какое-то время, пытаясь открыть его, и в конце концов, применив силу, открыл. Но прохладный вечерний воздух превратился в ледяной холод, когда мы скоре въехали в горную область.

– Закрой окно, – попросил я через час, глухой ночью, безучастно сидя на том же месте.

Уттама-шлока сражался с окном полчаса и наконец сдался.

– Это невозможно, Шрила Гурудева, – сказал он. – Оно застряло.

Через несколько часов мы постепенно въехали в болотистую местность, и комары тут же воспользовались открытым окном, чтобы навестить нас. Без москитных фумигаторов мы оказались предоставленными на их милость, которой они не проявили. Что ж, такова жизнь странствующего проповедника.

Но скоро все мои аскезы были вознаграждены.

Долгая поездка, наконец, подошла к концу. Когда поезд въехал в Уфу, я увидел на платформе большую группу улыбающихся преданных, ждавших встречи с нами. Когда они увидели нас в окно, с десяток бросилось в наш вагон и столпилось перед купе. Мы вручили им вещи, и через несколько мгновений оказались на платформе.

Мы приехали на квартиру, где нам предстояло остановиться. Не имея возможности как следует выспаться прошлой ночью, и всё ещё дезориентированный после тряского перелёта двумя днями раньше, я тут же достал свой надувной матрас.

Но как только я прилёг, в комнату вошёл Уттама-шлока.

– Шрила Гурудева, – сказал он, – здесь небольшая разница во времени, и мы опаздываем на вашу вечернюю лекцию.

Я с усилием разлепил веки.

– Я успею принять душ? – это было всё, что я мог сказать.

Через двадцать минут мы выехали на программу.

– Сколько преданных в вашей ятре? – спросил я нашего водителя.

– Около трёхсот, – ответил он.

– Прекрасно, – сказал я.

– Могло быть больше, – сказал он, – но это мусульманский регион, и нам не разрешают открыто проповедовать. Мы не можем проводить харинамы или публичные программы.

– Очень жаль слышать это, – сказал я.

– И к нам не так часто приезжают старшие преданные, – сказал он, глядя на меня. – Последний санньяси был здесь около года назад. Преданные так благодарны за ваш приезд!

Он сделал паузу:

– Надеюсь, дорога доставила не слишком много беспокойств?

– Беспокойств? – сказал я. – Да… никаких беспокойств… всё нормально.

Я помедлил.

– Ну, – сказал я, – некоторые неудобства, конечно, были. Знаешь, сначала тряский перелёт, а потом ужасный поезд. Купе было полно крысиных испражнений и…

Машина свернула за угол, и большая группа преданных на обочине взорвалась киртаном, воспевая и дико отплясывая. Когда мы подъехали, я увидел, что некоторые преданные плакали. Водитель повысил голос, чтобы перекричать звук киртана.

– Я говорил вам, – прокричал он. – Проповедники приезжают редко. Уфа – это край географии.

Мы остановились, и как только я вышел из машины, на меня обрушился поток цветов, букетов, денег, фруктов и других подарков. Партия киртана сопроводила меня по ступенькам в здание, ко входу в большой зал. Киртан остановился на тот момент, пока преданные снимали обувь.

Когда я вошёл в зал, то был поражён, увидев ещё несколько сот преданных. Увидев меня, все они безмолвно рухнули. Какое-то время никто не двигался. Затем киртан начался снова, так же неожиданно, как и остановился, и меня проводили до вьясасаны в передней части зала.

По мере того, как киртан набирал скорость, преданные испытывали всё большее и большее блаженство. Сев на вьясасану, я оглядел аудиторию. Казалось, здесь присутствовали люди из всех слоёв общества, и я заметил даже несколько человек в мусульманских тюбетейках.

Когда киртан закончился, я сложил руки и прочитал в микрофон молитвы премадхвани, прославляющую нашу гуру-парампару и Кришну. Когда аудитория поднялась после поклона и расселась по местам, я почувствовал прилив вдохновения ответить на их тёплый приём и любовные чувства.

Усталость от переездов вдруг исчезла, и впечатления от недавних аскез ушли в небытие. Я чувствовал бодрость и оживление в общении со столькими замечательными преданными, служащими Господу Чайтанье в таком удалённом месте. Подготавливаясь к вступительному обращению, я на мгновение закрыл глаза и подумал о своем любимом письме Шрилы Прабхупады. Оно было написано моему близкому другу и часто служит мне напоминанием о радости, которую испытывает преданный, делясь с другими своей удачей, несмотря на любые неудобства.

“Дорогой Прабхавишну,

Пожалуйста, прими мои поклоны. Настоящим подтверждаю получение твоего письма от 1 января 1973 и очень рад услышать от тебя замечательные новости о странствующей группе в Англии… Я мог понять, что это нелегко – интенсивно путешествовать на протяжении столь долгого времени, без хорошего питания, когда к тому же, иногда может быть довольно холодно. [Но] всё же, поскольку вы получаете от этого столько наслаждения, духовного наслаждения, – вам это кажется просто игрой. Это продвинутая стадия духовной жизни, которой никогда не достигают даже величайшие йоги и так называемые гьяни. Так пусть хоть кто-нибудь, видя наших преданных, так тяжело трудящихся для Кришны, попробует сказать, что они не лучше, чем миллионы так называемых йоги и трансценденталистов. Это мой вызов! Поскольку вы правильно понимаете философию сознания Кришны благодаря своему осознанию, то вы смогли за такое короткое время перешагнуть все стадии процессов йоги и подойти к высочайшему моменту предания Кришне. Я очень высоко ценю это, большое спасибо вам, что так помогаете мне.

В надежде, что это застанет тебя и других в твоей группе в наилучшем здравии и состоянии духа.

Всегда желающий вам добра,
А.Ч. Бхактиведанта Свами”